Приезд Алексея Караковского в Пермь в 2010 году запомнился нереальными панковскими отжигами и сочинением одной из лучших песен - "Северная земля" ("Катерина читает письма"), посвящённой местной девочке Кате Макаровой.
Ну и, конечно, нельзя не процитировать воспоминания Караковского об этой феерической поездке.
Добирался до Перми я довольно тяжело. Поезд был переполнен в дугаря пьяной гопотой, но в районе Глазова они, наконец, проспались, присмирели, и тут оказалось, что они никакие не гопники, а омские строители, возвращающиеся с шабашки, и работа у них, можно сказать, интеллигентная — строят газпромовские бензозаправки. Я спел «Ватерлоо-роуд» и «Садовое кольцо», благодаря чему мне помогли в Перми дотащить рюкзаки до моста. Дальше я уже старался сам — на ходу торгуясь с таксистами (продал в поезде соседу по плацкарту книжку Придворова, на эти деньги и доехал). Из окна машины Пермь казалась похожей на Казань, только выглядела чуть более благоустроенной и чуть менее криминальной. По закону подлости, когда я вылезал из машины с двумя рюкзаками книг, пошёл проливной дождь.
В краевой библиотеке, где мне назначили встречу организаторы фестиваля, было тихо. Волонтёры, набранные из числа местных студентов, тихонько пили чай, и мой приезд привнёс оживление в их среду. Позвонив в оргкомитет, я выяснил, что Лёше Евстратову, судя по всему, в Перми я не особо нужен, а ещё то, что он бухает в полный рост со статусными московскими литераторами, прожигая время бессмысленно и беспощадно. Впрочем, приехавший вскоре в библиотеку Андрей Мансветов — поэт, с которым я познакомился ещё на квартирнике в «Отеле Калифорния» — позвал работать в оргкомитет фестиваля, и я, конечно, согласился. Кроме Мансветова из героев былых времён были найдены подавшийся в таксисты музыкант Макс Зильберман и Миша Мерлин — тот самый, который подарил мне на квартирнике 1997 года электронные часы в качестве «функционального заменителя фенечки».
Вписался я у совершенно безбашенной Наташи Бессарабовой. На вид ничем не примечательная женщина, бухгалтер, мать девятилетнего мальчишки, она вела удивительную жизнь. Входная деревянная дверь в её квартиру была разбита в щепки — как оказалось, метательными ножами. В сумочке Наташа носила пневматический пистолет и мечтала об автомате Калашникова. Кроме того, Наташа закупала промышленные запасы водки и поила ей гостей, которые тусовались у неё неделями. Круг её «детей» составляли местные поэты и музыканты, из которых выделялся поэт Алексей Селюнин, наделённый мощнейшим актёрским талантом. Видеофильм, в котором Селюнин сбривает волосы, одновременно исполняя стихи и песни на уголовную тематику, вверг меня в состояние глубочайшего культурного шока.
Ночью того же дня на квартиру Наташи пришёл Евстратов с двумя московскими собутыльниками, один из которых, журналист Аркадий Бабченко, по недомыслию зарядил палочкой для суши детский арбалет и прострелил навылет мой чехол для гитары. Карма этого человека была несмываемо запятнана. Уже через два дня чехол внезапно разошёлся сразу по всем швам, от полученного ранения скончавшись. От огорчения я неловко уронил гитару, и она, ударившись об асфальт низом, лишилась пяти струн сразу (впрочем, их всё равно давно было пора менять). Зайдя в музыкальный магазин, чтобы купить новые струны взамен утерянных, я приобрёл заодно огромный британский флаг — просто из-за любви к прекрасному. Потом он нам очень пригодился.
Мансветов представлял меня везде и всюду в качестве известного московского писателя, и мне это нравилось. Было очень любопытно рассказывать о своих взглядах на прозу и поэзию — пермские ребята и девчонки явно нечасто говорили об этом, а тут выяснилось, что и тема интересная, и у каждого есть какой-то мало-мальский, пусть даже школьный опыт, свои взгляды. Особенно забавно было участвовать в жюри отборочного этапа «слэма» — поэтического турнира. Стихотворения участников были слабыми, любительскими, но в них чувствовалось стремление к духовному росту через чтение, попытки творчества — словом, личное участие в русской культуре. Чем больше я задумывался об этом, тем более мне казалось важным, что настоящему писателю, каким я хотел быть, ни за что нельзя прощать плохие, непереносимо ужасные тексты, но обязательно надо любить их авторов — поскольку именно они являются наиболее пристрастными читателями. В общем, в конечном итоге я почувствовал себя в шкуре критика, готового к спонтанному анализу воспринятого на слух текста. Наверное, так же себя чувствовали мои преподаватели на Форуме молодых писателей…
Утром второго дня со мной произошло событие, в итоге сильно повлиявшее на моё песенное творчество. Выйдя из дома, я поел в ближайшем кафе, заплатив всего-навсего 95 рублей (даже в Набережных Челнах и Елабуге было ощутимо дороже), после чего приехал снова в краевую библиотеку — ждать Мансветова, так как больше делать там было нечего. Волонтёры были уже другие, но я легко нашёл с ними общий язык. Разложив книги на столике в ожидании того, как они продадут себя сами, мы сели пить чай, и я заиграл себе под нос «Ватерлоо-роуд». Девушки, сплошь второкурсницы аграрного университета, читали друг другу вслух Придворова, а особо циничные — Бантиков-в-слезах. Смеялись и те, и другие.
…сам фестиваль получился тоже ярким. Мы с Мансветовым и Бессарабовой работали на износ днём и хулиганили ночью, причём так, что нас боялись даже менты. Конечно, инициатором безобразий был Мансветов — попробуй, помахайся с таким жлобом. Рядом топала Наташа Бессарабова, хрупкая женщина с пистолетом и метательными ножами в сумочке.
На исходе второго дня, после тяжёлого общения с пациентом-суицидником (Мансветов работал психиатром), Андрей приехал к Наташе в крайне раздражённом состоянии духа. Взяв со стола пневматический пистолет, он решил было пострелять с балкона, но хозяйке удалось его уговорить отправиться с этой целью на улицу — а заодно и поглазеть на нелепейшие объекты современного искусства, по случаю фестиваля в огромном количестве наполнившие город. В лучшем случае эти экспонаты вызывали у людей недоумение, чаще всего — едкую критику. Вместе с Андреем и Наташей в дорогу отправились также я и Наташина подруга Юля. Вскоре злорадное настроение передалось всем участникам прогулки, и тут нам встретился подходящий арт-объект — целлулоидная фигура в дешёвом спортивном костюме, кое-как прилепленная скотчем к какому-то памятнику. Глухо зарычав, Мансветов забрался на памятник и стал отдирать «спортсмена». Когда манекен упал на асфальт, мы поняли, что со стороны он донельзя напоминает труп — особенно, при плохом освещении и если не всматриваться.
Взяв тело за нижнюю конечность, Андрей потащил его по улице, бросаясь то под ноги прохожим, то под колёса машин; Наталья зверски вращала пистолетом. Зарулили в продуктовый. «К вам с трупами можно? Нам два литра томатного сока и самого говённого пива — ему уже всё равно», — потребовал Андрей у абсолютно равнодушной к происходящему продавщицы. Облив труп соком, и выпив из горла полбутылки пива, он потащил тело дальше, перекрывая движения на Ленина — главной улице Перми.
Что делать дальше, мы не представляли. Наташа сказала, что можно его оставить у краевой администрации, но это действие осталось бы без последствий, и потому было не интересно. Я предложил пойти к Петропавловскому собору: наутро меня оттуда выгнали при попытке сделать фото (суки, я даже ничего подумать плохого про них не успел!). Злорадно хохоча, я сказал, что будет неплохо прислонить тело к паперти, накидать монеток и проследить, когда уберут. Но собор был далековато, и мы решили просто утопить урода в городском фонтане, пущенном в честь фестиваля.
Волоча за собой надувное тело, Андрей целеустремлённо топал в глубину сквера, но тут впереди замаячили первые встреченные нами за это время милиционеры. Столкновение было неизбежным. Наклонив голову, Андрей шёл вперёд с таким видом, с каким шли на таран лётчики-камикадзе. Не выдержав психологической атаки, милиционеры плавно поменяли траекторию движения, скрывшись в кустах, а через минуту от Драмтеатра на большой скорости уехала машина с мигалкой. Гнусно захохотав, Андрей подбежал к фонтану и швырнул тело в воду. Тут же последовали выстрелы из пневматики, но накаченное воздухом создание не никак не хотело тонуть. Юля принялась топить «труп» вручную, и тут я заметил свисающий с дерева электрический провод с розеткой, явно забытый при ремонте фонтана. Можно только догадываться, что было бы, если бы провод дотягивался до воды…
Повторю, днём мы были самим совершенством. Я выступил на фестивале и последовавшем за ним Дне города в сумме раз шесть — причём, один из разов в качестве блюзового гитариста-импровизатора в дуэте с местной рэгги-звездой Андреем Гарсиа, потомком испанских революционеров; бритоголовый пермский поэт Алексей Селюнин под это читал стихи, по-мамоновски подпрыгивая, а я цитировал «Звуки му» в микрофон для подпевок, и всё это вместе с местным рэп-ансамблем.
Алексей Караковский с Андреем Гарсиа
Несколько раз мы читали детям лекции по литературе! В библиотеке! Мы рисовали цветочки и вишенки! Мы ходили с воздушными шариками! Старшеклассница Катя нашими усилиями три дня подряд посетила столько культурных мероприятий, сколько не посетила, наверное, за год, приезжая под вечер домой на такси за счёт фестиваля (то есть, Андрея Мансветова). За рулём был, естественно, Макс Зильберман.
В один из дней Наташа организовала мой сольный квартирник, на который пришло два десятка человек, включая Мерлина, Зильбермана, нескольких волонтёров и приехавших из Екатеринбурга моих друзей — Серёжу Ивкина с Таню Климкину. Я спел всё самое актуальное, плюс кое-что из программы 1996 года. Выступление перемежалось байками из арсенала местного тусовщика Серёжи Кабанова; я назвал его выход «Кабанов-шоу». Люди были в восторге, а хозяйка попросила меня организовать приезд полного состава «Происшествия» — ориентировочно на октябрь, так как до этого на Урале многие ездят на картошку, тратя свои выходные на поддержание уровня жизни. Впрочем, в октябре 2010 года мои мысли были далеко от Урала, и никаких гастролей не состоялось.
Вечером после сейшена мы бродили компанией по Перми, размахивая недавно купленным британским флагом. «США с Англией сыграли 1:1», — многозначительно отвечал я недоумённым горожанам. «А что, наши уже в городе?», — спросила меня с нарочитым одесским акцентом какая-то старушка, пока мы стояли с ней на светофоре, чтобы перейти Комсомольский проспект.
Когда фестиваль закончился, мы устроили небольшую заключительную тусовку с шашлыками на берегу Камы, а вечером посейшенили в саду с пермскими неформалами. Потом меня посадили на поезд — жутко дорогой и слишком быстрый… Когда я ехал, почему-то мне в голову лезло граффити, увиденное недалеко от Наташиного дома — неряшливо нарисованная птица и надпись «ГАДКИЙ УТЁНОК ГАМЛЕТ». Я знал, что «Гамлет» — это подпись художника, являющаяся, скорее всего, одновременно его социотипом, но всё равно представлял себе такое вот необычное существо — гадкого утёнка Гамлета, и себя в этой роли. Из этого недовылупившегося персонажа городского фольклора, в отличие от Катиного выпускного платья, так и не получилось песенной истории — зато получился неплохой рассказ.
На фото: Алексей Караковский, Наталья Бессарабова, Катя Макарова, Андрей Мансветов. Пермь, 2010.
