Алексей Караковский:
Я следил за творческими инициативами коллег, и периодически среди них попадались интересные для меня идеи. Когда я узнал о концерте-посвящении «Соловецкое эхо» в «Артэрии», который должен был состояться 19 декабря, я понял, что обязан там быть. Организаторами вечера стали хорошо знакомые мне Дмитрий Студёный и Павел Федосов. С одной стороны, это был вечер воспоминаний отряда волонтёров, с другой – музыкальный концерт, где неплохо ужились русский фольклор, авторская песня, электронная музыка и свободная импровизация. В паузах между выступлениями Павел Федосов зачитывал фрагменты из своего трактата о духовных поисках. Несколько песен сыграл Дмитрий Студёный.
Потом я шёл к метро вместе с тремя молодыми девушками и парнем, они говорили о том, кто как понимает православие. Было интересно и симпатично, что в вере они искали именно этический смысл, а не повиновение каким-то нормам. Я почти не вступал в разговор, наслаждаясь тем, как каждый из них рассказывает о своём собственном духовном поиске…
Фото с путешествия Алексея Караковского на Соловки в 1998 году.
Воспоминания Алексея об этом путешествии заслуживают того, чтобы привести их полностью.
В июле-августе я, наконец, осмелился отправиться в первую свою дальнюю северную поездку, что на фоне личных проблем было как нельзя более кстати. План состоял в том, чтобы добраться автостопом в паре с фотографом Андреем до Соловецкого монастыря. По пути я надеялся найти временный уход от мирских сует и творческое вдохновение.
Правда, к моменту отъезда я не был уверен, что православие является для меня подходящей дорогой. В принципе, так оно примерно и оказалось: по возвращению я окончательно перестал общаться с людьми на темы, связанные с верой, и стал много читать сам. Скорее, было психологически тяжело решиться на поездку и из-за её дальности: в то время я ничего не знал о Севере, и думал, что это может быть если не опасно, то весьма утомительно. Но когда я, долго глядя на карту, уговорил себя, что Кемь — это где-то в районе Кунцева, всё решилось само собой. Я словно закрыл глаза и сделал шаг — такие были у меня ощущения.
Мы с Андреем стартовали из Питера на Север в двух разных машинах. Через пару часов, проехав километров сто, я застопил литовский грузовик, водитель которого ехал в Петрозаводск с заездом в Лодейное Поле. Именно в этом городе он меня и высадил. Путь пешком по населённому пункту оказался адски длинным и тяжёлым, да ещё явно намечалась гроза. На выезде я увидел далеко впереди себя Андрюху, он бежал под какой-то мост, чтобы не попасть под дождь. Мы помчались вместе, но шансов успеть практически не было. В этот момент сзади послышался гудок — это подъехал мой литовский водитель. Мы забрались в кабину, спрятав за занавеской Андрюху вместе с рюкзаками: по правилам, в машине могло ездить не более двух человек. Преодолев грозу в уютной кабине, к вечеру мы доехали до Петрозаводска. Слегка осмотревшись, но не отыскав набережной (самого симпатичного места в городе), мы с Андреем дошли до железнодорожного вокзала, где заночевали, а после двинулись единственной дальней северной электричкой в этих местах — в Медвежьегорск. Оттуда до Кеми мы ехали уже автостопом, прибыв в город затемно и расположившись на местном железнодорожном вокзале, который я, кажется, до сих пор помню, как свои пять пальцев.
Помню, как рассказывал водитель, вёзший меня в Кемь:
— Следишь за местностью? Тут участок в сто пятьдесят километров: с одной стороны посёлок Лоухи, с другой — посёлок Пушное, а посередине — кроме Кемской ГЭС, считай, ничего и нет. Еду я как-то здесь, петляю, всю дорогу только и делал, что выбоины объезжал. И вдруг смотрю: машина стоит наша, из Кандалакши. Ну, я, конечно, останавливаюсь, спрашиваю земляка, что случилось. А он отвечает: «Представляешь, еду, и вдруг у меня карданный вал на куски разлетается». А знаешь, почему? От такого покрытия не то, что от вибрации с ума сойдёшь, тут вообще позвоночник в трусы ссыплется. Ну и автопарк, конечно, тоже ветхий… Ну чего, позвонили в Кандалакшу, и на три дня в бордель…»
Наутро мы довольно быстро добрались от порта Рабочеостровск до Тамарина причала — главной соловецкой пристани. Правда, при посадке я едва не сорвался с катера в море, но лишился лишь фотоаппарата-мыльницы. Зато подобралась отличная компания — вместе с нами ехала любознательная и общительная девушка-голландка, которую мы приметили ещё в Кеми, но стеснялись познакомиться.
Первую ночь нам удалось провести с нижегородскими реставраторами, жившими в общежитии около святого озера. Попытка помыть ноги в этом озере едва не стоила мне обморожения, но делать было нечего, другой возможности не было. К вечеру этого дня мы переселились в съёмную комнату к соловецким азербайджанцам Гаджиевым, с которыми, в конце концов, очень подружились. Денег хватало дня на три-четыре, и мы были озабочены возможностью бесплатного отъезда. Экипаж катера, на котором мы приехали, был не против нас отвезти обратно, но вместо этого они ушли в запой. Тогда Андрей познакомился с каким-то священником, который устроил нас на паломнический катер. Всю дорогу они вдвоём вели душеспасительные беседы; я же, несмотря на миссионерские усилия окружающих, оставался безучастным, загибался от морской болезни и копил вдохновение.
И не зря: на кемском железнодорожном вокзале я сочинил две песни. Это были «Лесная сестра» и «Я ещё приду сюда». Стрельнув у каких-то байдарочников гитару, я спел впервые «Лесную сестру», чем сильно их изумил. Песня действительно оказалась на редкость удачной. Кастинг на почётную роль «лесной сестры», в конечном счёте выиграла моя однокурсница Катя Шумилова, о которой речь позже.
С Соловков можно было возвращаться либо той же дорогой, либо более длинной — через Архангельск. Мы, конечно, выбрали второй путь, но в поезде Мурманск-Вологда нам сразу же пришлось отдать все деньги проводнице. Теперь у нас оставался батон кемского хлеба и мелочь, которой хватило бы, в лучшем случае, на одну-две поездки на автобусе. В поезде мы познакомились с архангельской толкиенисткой Аней, которая помогла нам благополучно миновать контролёров в электричке Обозерский-Архангельск. Девушка эта немало поразила мою юношескую психику: ни до, ни после я не встречал особ, непринуждённо переодевавших лифчик в переполненном поезде. Когда мы добрались до города, Аня пустила нас к себе позвонить, но не могла оставить переночевать.
В итоге мы разыскали какого-то человека, знакомого знакомых Андрея инженера по имени Фёдор. Парень этот очень сильно удивлялся тому, что нас принесло в Архангельск. Мы провели у него день или два в Соломбале. Кемский хлебушек давно закончился, мы гуляли по Архангельску впроголодь и пешком. Когда мы уже не знали, что и делать с нашим отчаянным положением, я нашёл в подкладке паспорта спрятанные туда после какого-то арбатского концерта четыре доллара. Нам повезло найти единственный работающий в выходной день пункт обмена валюты за пятнадцать минут до его закрытия; на выходе получилось примерно тридцать восемь рублей. Этого было немного, но достаточно для того, чтобы отправиться домой. С утра мы отправились в Исакогорку, откуда уже можно было стопить машины в направлении Москвы. На эту автобусную поездку мы истратили ровно половину имевшихся денег, но самое интересное, что вторую половину мы привезли в итоге в Москву — она нам просто не потребовалась.
Мы ехали с Андреем то догоняя, то опережая друг друга. Под Холмогорами я застопил автобус, в котором уже ехал Андрей. Потом мой попутчик устремился вперёд, а я на некоторое время застрял под Емецком — деревней-ровесницей Москвы. Там меня подхватила «вахтовка» — автобус, развозящий лесорубов. Не успели мы перекинуться с водителем парой фраз, как вдруг дорогу нам преградил заросший бородой немолодой человек. Судя по его действиям, он только что выбрался из леса и пытался застопить машину с противоположной стороны дороги. Водитель удивился и остановился.
— Брат, мне в Верхнюю Тойму! — закричал мужик, ввалившись в салон.
Водитель флегматично пожал плечами и поехал вперёд. Деревню с таким названием он не знал, но у меня была карта Архангельской области, и я пообещал помочь бедолаге.
Вахтовка высадила нас у моста через речку со смешным названием Чача. Мужчина сообщил, что он скорняк, работает в Антониево-Сийском монстыре, стен которого он не покидал уже много лет. Я нашёл на карте его пункт назначения, оказавшийся на противоположном берегу Северной Двины в пятиста километрах к юго-востоку, после чего мы спустились к речке и вскипятили чаю в банке из-под консервированной кукурузы, причём мой новый знакомый развёл бездымный костерок весьма хитрым способом и почти мгновенно. Скорняк угостил меня творогом, а я его хлебом. Он рассказал, что едет на юбилей своей бывшей жены, которую не видел со времён своего ухода в монастырь. Было понятно, что до Верхней Тоймы ему поможет добраться лишь чудо. Я помог застопить скорняку машину и остался на трассе, но ждать пришлось недолго: уже скоро остановился самарский дальнобойщик Юра, едущий в Ярославль. Возле Шенкурска Юра забрал в машину и моего попутчика Андрея.
Дорога на Архангельск не отличалась хорошим покрытием, а на протяжении двухсот километров от Вельска до Кадникова и вовсе представляла собой разбитую бетонку, на отдельных участках регулярно, к тому же, смываемую наводнениями.
— Весной тут вообще ехать нельзя, — рассказывал Юра, — трассу на время паводка перекрывают. Но я как-то прорвался, потом сам жалел. Вода всё прибывает; чувствую, сейчас либо всплыву, либо утону. Я уж и сам не помню как, дотянул, в общем, последние километры до кордона, пот градом льёт — страшно всё-таки. Ну, меня, ясное дело останавливают. И тут до меня только дошло, что я, считай, у них на глазах из Северной Двины выплыл. Вот меня хохот разобрал… Но вообще столько народу там только в наводнение было, а так мало кто ездит. Если зимой мотор заглохнет, вот это хана. Сколько народу на бензобаках подрывались, когда костры жгли, чтобы согреться…
Пока мы ехали по бетонке, я подскакивал на месте, как зёрнышко в кофемолке. Удивляюсь, как в дороге я умудрялся не только спать, но и дописывать текст песни «Я ещё приду сюда». Ночевать мы остановились недалеко от Вельска. Я спал сидя, что казалось наименьшим злом. Наутро Юра накормил нас и напоил чаем — свою еду мы давно съели. Дорога до Ярославля пролетела быстро: водитель всё время травил байки о жизни дальнобойщиков.
Дальше, время от времени пересекаясь на трассе, мы без приключений добрались до Москвы. От Ростова до Икши меня довезли какие-то дачники, накормившие ещё раз, так что я приехал домой уставшим, но не голодным.