Музыкальный моноспектакль Алексея Караковского и Ольги Терещенко
Инструментальное сопровождение: Алексей Караковский (гитара, вокал); Ольга Терещенко (фортепиано, вокал); Алина Зверева (флейта). Аранжировка ритм-секции (оркестровые ударные, контрабас, виолончель) — Алексей Караковский.
Авторы монолога и песен — Алексей Караковский и Ольга Терещенко.
Интро
¿Dónde estás mi alma,
dónde estás mi corazón?
Em H Em HМеня зовут Мануэль Ансельмо. Мануэль — это хорошее, правильное имя. На испанском слово «мано» означает «рука». И вот этими руками я чиню вещи. Сломалась старая полка на кухне? Принесите её к мастеру Мануэлю. Сломался велосипед? Это тоже ко мне. Девушки приходят с разбитым сердцем. Бывает, что надо починить сломанную судьбу. Это всё мне по плечу, ведь я мастер. Я всегда был таким, я всегда таким буду, такая уж у меня судьба. А ещё ко мне часто приходят дети. Они верят, что у их сломанных игрушек есть душа. И, знаете, так и есть. Душа есть у всех вещей, вообще у всего, что нас окружает. Мне кажется, я чиню именно душу, и всякий раз, когда я берусь за дело, в мире становится немного светлее.
Глупая злая девочка
Глупая злая девочка, игравшая в динамит,
ты ловко всем соврала, что ты отважная.
Мама целует пальчики — и всё, больше не болит,
а ссадина на руке совсем не страшная.
Не обвиняй заранее судьбу, что она не та,
игрушка в твоих руках обречена на смерть.
Поздно бежать, зажмурившись! У ног пролегла черта —
невыплаканная боль, как на неё смотреть?
Поздно кичиться зрелостью, полученной впопыхах
на цокольном этаже с соседским мальчиком.
Каждый, кто потерял тебя, забыть не сумеет страх,
любовь — это белый стих, прочтённый начерно.
Глупая злая девочка когда-нибудь подрастёт,
но не оскудеет яд, и черти будут злей,
я принимаю мир вокруг, хотя он совсем не тот,
и всё же моя любовь становится светлей.
Am E Dm-G-C
Dm-E Am E E
[биографический фрагмент]
В нашей деревне самыми распространёнными именами всегда были Хуан, Хосе и Педро. Понимаете? Века сменялись веками, эпохи эпохами, а в деревне всегда находились какие-нибудь очередные Хуан, Хосе и Педро. А поскольку это самые распространённые имена также и в других деревнях, городах, да и по всей стране, то и люди эти были самыми обычными — ни добрыми, ни злыми, ни растяпами, не гениями. Просто как-то приспосабливались к среде и жили. И вот что странно. То ли направление ветра так часто менялось или политический климат, но каждый день Хуан, Хосе и Педро оказывались какими-то новыми, незнакомыми. А я — я оставался таким же, как и был. Сначала я пытался с ними заново знакомиться, но потом бросил. Может, зря.
[дед: когда люди в толпе, они общаются только друг с другом, а когда человек один, он устанавливает контакт с богом]
Ансельмо
О, Ансельмо, герой наших песен,
Да, мы бродяги и нищие, но ты один
Наш единственный шанс.
Ты ходил по трущобам, не целясь
Лучиками синих небесных глаз,
Именно ты посеял цветы,
Расцветшие в нас.
Ты жил в мансарде на Пуэбла Вьехо
С вечно пьяной хозяйкой, погрязший в долгах,
И твоя дверь была всегда на замке,
Но ты верил в апрель и ждал появления
ангела со свечою в руке,
Ты шёл на причал, а ветер сдувал
Следы на песке.
И небо раскрылось, и вот ты летишь,
Покрывая просторы сознания, где только лишь
За скатами крыш краснеет луна,
Словно чем-то больна…
И нет над твоей головой ни края, ни дна! Ни ночи, ни дня!
И на тебе космос в подарок на все времена.
Заржавевший автобус обжили два наркомана, у них ружьë и пейот,
Значит, будем ходить через чёрный ход,
А когда ты снова поднялся до звезд
И играл на волшебной свирели небесный мотив,
Они глотали слюну, глаза закатив —
Вот это приход!
Сержант Хосе, отойдя ото сна,
Вдруг вспомнит, что в его мире не сходят с ума,
Надо выпить вина, и к чёрту окно, сеньор всё равно
Не мог просто так взлететь — значит, любит вино! За это одно
Он прощает тебя, закрывая плотнее окно.
О, Ансельмо, ты был как свобода,
И никто не мог бы сказать, где твои берега,
И ты был как свет, и пела река.
Но безумный охотник за дьяволом, отец Ильдефонсо смотрит в ревнивый прицел,
И ты не успел сделать столько дел,
Приняв роль врага.
О, Ансельмо, теперь ты лишь песня,
Но путь от нашей тоски — он через окна квартир,
А там либо смерть, либо весь мир.
Мы идем по стране, не целясь
Лучиками синих, совсем как твоих тогда глаз,
Чтобы взлететь вниз или вверх,
В последний раз!
D _ _ G
D _ _ G
D _ _ _
G _ _ _
D _ _ G
D _ _ G
D _ _ _
G _ _ _
D _ _ _
A _ _ _
Hm _ _ D
C _ _ _Hm _ _ _
Hm _ _ _
G _ _ _
Em _ G _ _ _
Em _ _ _
A _ _ _
D _ _ _
Hm _ _ _
Em _ A _
D _ _ G
D _ _ G
Однажды в нашей стране произошла революция. Все хорошие победили всех плохих, и настал большой праздник. Правда, я ничего этого не видел: мне принесли на ремонт старинные часы, и я несколько дней пытался их починить. Как-то утром я увидел, что Хосе и Хуан стоят с ружьями у моего крыльца, а Педро — в форме офицера и командует. Я спросил, что случилось. «Нам приказали тебя защищать от врагов. Ведь теперь в нашей стране только хорошие, значит, нужно готовиться к тому, что плохие этого так просто не оставят».
[начинаются аресты и стрельба]
Когда в деревне стали искать шпионов и предателей, я чинил немецкую механическую маслобойку — такие нечасто встретишь в наших краях. Наверное, поэтому Хуан, Хосе и Педро решили, что я шпион, и бросили меня в тюрьму. Говорят, что меня должны были расстрелять следующим утром, но тут Германия заключила с нами союз, и меня отпустили домой. Впрочем, я не смог больше работать в тот день. Я сидел на своём соломенном тюфяке и вспоминал увиденных в тюрьме людей — только что арестованных, и тех, кого уже вели на казнь. Ещё я думал о том, что завтра Германия может передумать, и пойти на нас войной. И что мне тогда делать?
[Наутро я пришёл в капеллу]
ты слишком много на себя берешь, это гордыня, сын мой. Предки нас учили традициям, проверенным веками. Они не ошибались, потому что если бы было иначе, наш народ, наша страна не выжили бы.
Неужели ты лучше знаешь, кому жить, а кому умереть? Господь управится без тебя. У тебя есть мастерская, вот и занимайся ей.
подобрать песню
[отряд революционера занимает деревню, митинг, популистские обещания, первым повесили священника]
сей сомнения, брат
[в ту же ночь революционеров выбили из деревни, начались расстрелы]
В ту ночь мне приснилось, что я святой Себастьян. Что все эти пули летят в меня.
Десять пуль для святого Себастьяна
Пять дней в горах Сьерра Мадре. Спальник и вещмешок.
Латунный герб на воротах. Старый велосипед.
Сквозняк листает страницы. Солнце на витражах.
На миг святым Себастьяном просто вспомни себя.
Дважды убит. Вечно спасён небесами.
Где я теперь? Кем я не стал? Я не ищу
Старых своих следов.
Ни гитарист, ни художник, даже мальчик-поэт
Не смогут выйти наружу под кромешным огнём.
Рисунок в школьной тетради — десять тяжёлых стрел
Насквозь дырявят бумагу, жарко сочится кровь.
И десять пуль сердце моё разрывают.
Солнце, прощай! Город, прощай! Мне навсегда
Станет пятнадцать лет.
Ступай к себе в Сьерра Мадре, к людям своим ступай.
Ты ничего не исправишь, не о чем сожалеть.
Небесный ангел, конечно, принесёт тебе весть,
Что все, кто были убиты, живы на небесах.
Но десять пуль ранят меня, как и прежде.
Вечный огонь, вечная боль сердце мне жжёт,
Тянет меня ко дну.
Dm A Dm A
Dm A Dm A
F _ A _
Dm A Dm A
Dm A Dm A
F _ A _
Dm _ B _
F _ A _
Dm _ B A
[Мне приснилось, что мир закончен, значит, мой организм сломан, образ птицы] белая птица на окне
мне нужно было поговорить с Господом, но он сказал мне лишь одно: «Делай, что должен».
Чайка
Океан сотню рек и морей разольёт
По усталой Земле, городам, кирпичу.
Мне бежать по воде и срываться в полёт,
Я безумная чайка, мечусь и кричу…
Необъятный разлом континент пересёк,
Рвётся смерть из земли, жрёт зверей и леса.
Неуёмный прибой месит скалы в песок,
Люди, рыбы кричат, их летят голоса
Прямо в рай, прямо в бездну, в Гадес, в никуда,
Слишком страшно исчезнуть вот так, разве зря
Было всё. Что теперь? Только злая вода
Ровно ляжет на мир без людей и зверья.
Что ж, насытилась смерть, наигрался прибой.
Чайка тонко кричит над остывшей водой.
Em Em7 Em Em7 Em
Em Am
H7 Em H7 Em
Am Am7
Gm Cmaj7 H7
Em C H H7
C F H7
Em C H H7
C F H7
Em Em7 Em Em7 EmEm Am
H7 Em H7 Em
Am Am7
Gm Cmaj7 H7
Em C H H7
C F H7
Em C H H7
C F H7
Em Am Em Am Em E
Когда я проснулся утром, я увидел, что я не один. Дверь в дом была открыта — я забыл её запереть. А в углу комнаты спала девочка лет шестнадцати. Это была Анна Изабель, дочь лавочника Гонсало. Я спросил её, как она здесь оказалась, но она не могла произнести ни слова и молча смотрела мимо меня. Она словно потеряла сознание, да так и не вернулась в него обратно.
Без сознания
Вспышка! Я точка мысли.
Космос велик, а я в нём
Замысел чей-то явный
И отголосок смысла,
Матрица: клетки, числа.
Кажется, там, где была я недавно, меня называли ребёнком.
Дети обычно играют, и правила этих занятий просты.
Значит, чтоб не было пусто и как-то безжизненно в этом пространстве,
Здесь у нас будет планета, а здесь будут двери в другие миры.
Пусть появляются бабочки в чёрном бездушном безликом вневременьи,
Огненные васильки, перламутровый кот и цветные медузы.
Здесь расположим отдельно такие явления как энтропия,
Злоба, отчаяние, ненависть, страх, равнодушие, предательство, подлость.
Вот же теперь очевидно, чего избегать, понимать и прощать!
Нет, я ещё играю!
Шаг, и вернусь обратно…
Образы папы, брата…
Да, я стою у края,
Но дети не умирают,
И не закончено дело, и нужно остаться, наладить порядок.
Эти ненужные страшные вещи закроем тетрадным листом,
Пусть их не трогают птицы и светлые люди, ах, кстати, о людях.
Есть же, я помню, такие, которые всё это знали и так.
Здесь разместятся любовь, сострадание, радость, познание, надежда.
И не забудем тепло, красоту, благородство и добрую весть.
Кажется, детям понятно: вот это хорошее, это плохое.
Как умудряемся мы всё запутать, смешать, растоптать и распять!
Вот для чего стоит жить и стремиться об этом всегда говорить.
Это искусство любить…
Слабые детские пальцы
Держат небесные пяльцы,
Но истончается нить…
— Мама, мне хочется пить.
Am Dm
B Am
Gm F
H7-5
E7 AmF Gm Bmaj7 A7
B Gm9 C A7
Dm Dm/C H7-5 A7
Dm H7-5 Ddim7 Ebm7
B Gm9 C A7
B Gm7 C A7
Dm H7-5 Bmaj7 A7
Cdim7 H7 E7
A7 B E7
Когда-то я спас Гонсало жизнь, из-за чего он называл меня своим отцом, а Анну Изабель — моей внучкой. Это было очень трогательно! Но я много работал и редко их видел. Видимо, Гонсало оказался слишком богатым в нашей деревне, и его записали во враги. Бедная девочка! Этой ночью солдаты убили её отца, и хотели убить её, но она превратилась в маленькую птичку и прилетела ко мне.
Кем бы мы были
Устал лежать на ладони
Высохшим пятнышком света,
А быть бы таким бездонным,
Как море и небо летом.
Никому, по сути, не нужен,
А всё же – частичка мира.
Голос опять простужен –
Мёрзнешь в пустой квартире.
Улетай
Ветру навстречу,
Вспоминай
Свободно, беспечно.
В облаке пыли
За пеленой
Кем бы мы были? –
Жёлтой листвой.
В бесконечном звёздном пространстве,
На орбите – небесное тело,
В мировом плену постоянства
Не о нём сочиняла и пела.
Никому не нужна, по сути,
А всё же – частичка мира,
Чей-то надёжный спутник,
Точка в ночном эфире.
Улетай
В чёрную вечность,
Сочиняй
Свободно, беспечно
В облаке пыли
За пеленой
Кем бы мы были? –
Жёлтой звездой.
Интро: Bm
Куплет:
Bm Ebm7
Ebdim7 Bm
Ebm7 Ebdim7
Cdim7 BmПрипев:
Bm Ebm7
Cdim7 Bm
Bm Ebm7
Cdim7 Bm
Bm Ebm7
Cdim7 Bm
(мелод.ход Gb-F-Eb-Db-H)
F7 BmЯ не стал ждать, когда Анну Изабель начнут искать. Я собрал всё ценное, что оставалось в доме, и повёл её в горы — чтобы переждать войну. Я читал в Новом Завете, что когда-нибудь Господь заберëт нас всех отсюда на небо, в свой Новый Иерусалим, но он никак не шёл за нами. И тогда я решил открыть в горах нашу Новую Испанию.
Новая Испания
Тень небесной оливы горька на просвет,
Словно ласточки души летят,
Под скалою невидим креста силуэт,
На камнях отдыхает отряд.
О, наша новая Испания.
Океан ужасает своей глубиной,
Небеса — положением светил,
Наши мысли пропитаны чёрной смолой,
Мы идём, где никто не ходил.
У обрыва олень переходит на шаг,
На распадке мерцающий лес.
Мы младенцы Христа, в нашем братстве бродяг
Жизнь блуждает по карте чудес.
Мы не знаем конца, мы в начале пути,
В нас пульсируют вера и свет,
Разве большее можно на свете найти?
Солнце слепит, скрывая ответ.
куплет:
A C#m A7 D
F G A _
A C#m A7 D
F G A _припев:
C _ D _
G _ C _
Am _ D _
E _ _ _
[Дезертир. Потерял нить, что делает. Я не пошел бы ни за кем из них, и за тобой бы тоже не пошëл].
Поля Арагона
Если холод и мгла поглотили сполна твоё лицо,
Если ветер и снег протянули руки к огню,
Если каменный берег окружит твоё море в кольцо,
Ты поймешь, как мучительно здесь умирать одному.
Завернув в простыне всё, что видел во сне, ты уляжешься спать,
А на ветке березы скворец угадал верный тон,
Но когда ты проснёшься, когда ты поймёшь, что надо вставать,
Поручишься ли ты, что уверен, зачем ты рождён.
Перед смертью ты переоденешься в чистое — этот ход прост,
И, возможно, увидишь в воде отраженье любви,
И как Джордан, ты тоже успеешь взорвать по заданию мост,
Но нельзя по заданью взорвать небосклон тишины.
Наши души в пыли, отряхнись и иди, пока ты живой,
Ты родился таким, что не можешь терпеть и молчать,
Люди верят в слова, но повсюду война, и кто-то следит за тобой,
И поля Арагона — последняя наша кровать…
B6 C6 Fmaj7_
B6 C6 Fmaj7_
B6 A Dm-Dm/C G
Gm A Dm _Анна Изабель так и не пришла в сознание. С первыми лучами она уходила в горы и пела на своём птичьем языке — так она говорила с Богом. В это время я обходил все окрестности в поисках хоть какой-нибудь еды, но мы всё равно голодали. Однажды утром, проснувшись, я не услышал её песню. Так я понял, что Господь забрал Анну Изабель к себе, и я остался один.
Анна-Изабель
Анна-Изабель, пора просыпаться.
Разожми свои пальцы. Пора забыть этот страх.
Анна-Изабель, мы отправляемся дальше.
В котле остатки каши. Вкус войны на губах.
Посмотри, сколько мёртвых и раненых, сразу понятно, что наступил мир,
Проповедуй о кротости между такими людьми, христианской любви,
Что с того, что тебе восемнадцать, а мне без немногого семьдесят пять,
Твой отец, он же младший мой сын был убит, потому что не смел убивать.
Анна-Изабель, достань лучшее платье,
Мы здесь родились некстати, но что поделать с судьбой.
Анна-Изабель, последний переход пройден,
кто остаётся на фронте, а мы вернулись домой.
Эту музыку не победит ни король, ни патруль, ни свинцовая боль,
Под обрывом равниною море, и семь островов и блаженный покой,
Семь святых королей, семь источников веры на древних зелёных холмах,
Если Небо за нас, что с того, что солдаты танцуют на наших костях.
Анна-Изабель, пора просыпаться.
Окоченевшие пальцы. В глазах пустота.
Анна-Изабель, теперь ни больно, ни страшно.
Лети же по небу дальше, лети к себе домой,
Анна-Изабель, Анна-Изабель…
куплет, припев:
Em H
кода:
Em _ _ _
Am D G C
Am H _
Em _ _ _
Am D G C
Am H _F#m _ _ _
Hm E A D
Hm C# _
F#m _ _ _
Hm E A D
Hm C# _
H
Я похоронил мою девочку в горах. С гор открывался широкий вид на долину. Я видел всё, что происходило, но ничего не понимал. Внизу приходили и уходили какие-то солдаты. Часть домов горела. Кладбище выросло до таких размеров, что деревня стала казаться маленькой. Мне снились страшные сны, что я стану партизаном, погибну в бою и оставлю Анну Изабель одну. Или ещё страшнее: что убью человека. «Нет, Мастер Мануэль», — говорил Господь мне во сне, — «ты родился, чтобы не убивать, а чинить».
Я почувствовал шорох и проснулся. Мою ладонь обнюхивала маленькая белая мышка — таких в наших горах водятся тысячи. Я достал корочку хлеба и разломил еë пополам, шепча «Отче наш».
Потом я спустился в полуразрушенную деревню. Над тюрьмой развевался флаг. Хуан и Хосе сказали мне, что я пришёл очень вовремя, потому что сегодня настал День Победы. Я спросил, где Педро. Меня подвели к свежей могиле, у которой стоял подросток в офицерской форме. «Педро старший погиб, как герой, теперь наш командир — Педро младший», — сказали они. «Но мы надеемся, что до этого не дойдёт, ведь война закончилась».
Раз у нас победа, то будет праздник, танцы, — сказал Педро младший и достал патефон. У него была только одна пластинка с аргентинским танго. Поскольку деревня была освобождена, то в ней никого не осталось, и танцевать было не с кем. Солдаты разделились на пары. Я отошел в сторону.
Осень над Аргентиной
Осень, осень, над Аргентиной
С листьев стекает вода
Память о лете сгорает без дыма,
Медленно и без следа.
Дождь над рекою и дождь на суше,
Где же вы, солнца лучи?
Сколько глупое сердце не мучай,
Знай всё стучит и стучит.
Осень, осень, над Аргентиной,
Звуки войны за спиной,
Больше не будет Парижа, Берлина,
Больше не нужно домой,
Мир над рекою и мир на суше,
Вечный, как струи воды,
Ты в этой жизни для счастья нужен,
Раны тебе без нужды.
Осень, осень, над Аргентиной,
Боинга низкий полёт,
Больше свободы у нас не отнимут,
Больше никто не умрёт.
Бог над рекою и Бог на суше,
От наших драм вдалеке,
Взрывы становятся тише и глуше,
Капли дождя на виске.
проигрыш
Am E Am E Am E Am E
куплет
Am C7 H7-5 E
Am C7 H7-5 Eбридж
Hm C# F#m H
G#m B D#m G#
C#m D# G#m C#
Bm C Fm EЯ пошёл в полуразрушенную капеллу. Революционеры держали там лошадей, а солдаты превратили храм в отхожее место. Но мне было всë равно, мне опять нужно было поговорить с Господом. Я сел на кучу битого кирпича. Из дверного проема вышла белая овечка и стала рыться в мусоре.
Я хотел, чтобы Бог объяснил мне, почему он забрал у меня единственного близкого человека. «Ты знаешь, что нужно починить», — ответил Господь. «Что починить?», — спросил я. «Своё сердце. Не оставляй его», — ответил Господь.
Лебединая песня
Когда закончится последняя строка,
Затушат свечи в тихом доме из песка,
И домовые лягут спать,
В своём углу нам будет нечего скрывать.
Я вижу море. Синяя вода
Меня укроет, смоет без следа,
И лебединой песни больше нет,
И гаснет свет…
Спешит отчаянно на волю пилигрим,
Никто не вспомнит и не бросится за ним,
Чтоб дать на счастье золотой.
Он далеко. Он возвращается домой.
Он видит море. Синяя вода
Его укроет, смоет без следа,
И лебединой песни больше нет,
И гаснет свет…
Слепые звуки мандолины не слышны,
Полночный гром смывает грани тишины,
И этой песни звук утих,
У нас в углу свободы хватит на двоих…
Мы видим море. Синяя вода
С тобой укроет, смоет без следа,
И лебединой песни больше нет,
И гаснет свет…
C _ Dm _
C _ Dm _
F G Am _
Dm _ F GF _ C Am
F _ C Am
F C Dm G
C _ Dm _