Алексей Караковский не сумел официально выступить на фестивале в Минске, куда его зачем-то пригласили, но зато три дня пел песни альтернативно.
Вот краткая история поездки в изложении музыканта.
ДЕНЬ ВВОДНЫЙ. Я играю концерт в «Мире Приключений» вместе с Жаком (мы были вместе на сцене второй раз с 1999 года — а до этого играли вместе около года). Концерт получается офигительным (особенно запомнилась песня «El pueblo unido», которую я потом продублировал в Минске). Дальше мы едем на Белорусский вокзал, и напиваемся не то по дороге, не то в клубе — или просто от хулиганства начинаем очень навязчиво уговаривать девушку Таню ехать в Минск. Бедная Таня почти уговорена, но ехать не может. В результате, мы с Алхутовым делаем несчастной ещё одну женщину, к которой, на самом деле, замечательно относимся. В поезде Жбанков, Шепель и Памурзин до утра пьют водку. Мы с Алхутовым не маньяки, мы спим :))
ДЕНЬ ПЕРВЫЙ. В Минске хорошая погода (в дни нашего приезда это было нонсенсом), после обеда идёт дождь — и так на несколько дней. Мы снимаем комнату у алкаша-пенсионера Саши, который постоянно что-то бормочет. Запомнились два фрагмента: «…я Володя и мне хуею» и «…герой почти Советского Союза». В засранной кухне на подоконнике пованивает непритязательно тухнущий холодец, на верёвке вывешены полуистлевшие носки, семейные трусы и почему-то две женские сумочки. «Это Чикатило и его трофеи», — решаем мы. На кровати спит 60-летний грузин, снимающий эту кровать и не платящий уже полтора месяца. «Это чукча», — говорит Жбанков. Пенсионер Саша покупает на заплаченные нами деньги двое золотых часов и перстень (золото откровенно фальшивое). «В память о вас, москвичи», — бубнит он. В общей сложности мы проводим в этом раю пару часов… Лёша Корнеев и Оля Дергачёва снимают квартиру на пл. Якуба Коласа и едут туда. Мы знакомимся с Герой Бартошем, который живёт, по совпадению, прямо напротив нашего дома. Мои восторги относительно Геры описать невозможно. Это невероятная личность. Мы тотчас становимся друзьями. Вечером встречаем Настю Кузьмичёву, ещё одного совершенно милейшего человека, и идём в музей. Сначала устанавливаем баннер нашего сайта, на котором Алхутов забыл поместить наш адрес, пьём пиво, слушаем несколько белорусов. Потом уже как-то не прёт, хотя стихи и хорошие. Людей много слишком. Идём на улицу пьём пиво и начинаем петь песни. Так как идёт дождь, садимся под какой-то балкончик. Народу становится весело. Памурзин и Алхутов на спор начинают отжиматься под зонтиком, я просто танцую, мне хорошо. Все нас фотографируют. Вова находит двух очаровательных девушек Катю и Ксюшу. Амур полный. Вова и Катя влюблены и счастливы, Шепель без девочек выглядит недоразумением и постоянно занудствует. По ходу дела знакомимся с художником из Солигорска Иваном Ильюкевичем, Юлей Спириной из Могилёва, Игорем Лавинским и Егором Бабием из Минска, Таней Гринкевич из Барановичей, милейшей белорусской поэтессой Викой Трэнас. Встречу ТЗ мы с Новиковым переносим на утро воскресенья; программа не резиновая. Чтения заканчиваются, народ рассредотачивается. Мы с Алхутовым и Кузьмичёвой, в конечном счёте, идём в какое-то кафе, куда нас не пускают, потом таки пьём пиво в другом кафе вплоть до его закрытия. Я под конец читал стихи и прозу — значит, напился. Вернувшись домой, мы понимаем, что пацаны куда-то потерялись. «Либо в ментуре, либо у девушек» — решили мы с Алхутовым и успокоились, потому что контроль над ситуацией был утерян, и вообще с этого момента начинается полный сюр.
ДЕНЬ ВТОРОЙ. Пенсионер Саша приходит домой в жопу пьяным, и мы с Алхутовым от страха стать следующими жертвами пулей вылетаем из квартиры. Пьём пиво на остановке у аэропорта. Идём к Гере, потом в музей. В этот день читают москвичи, и, как всегда, их слишком много. На сцену выпускают Алхутова и Памурзина, остальных переносят на завтра. В какой-то момент на брусчатке у музея расстилают одеяла. Народ садится (или ложится) на них. Мы с Шепелем продолжаем орать песни — как и все три дня в Минске. Народ радуется. Вудсток, однако :)) Потом объявляется, что нужно вернуться в зал, и тут выясняется, что Лесин не способен передвигаться (или это ещё раньше было? я уже начинаю путаться в обилии впечатлений); его кладут на одеяло и заносят в музей. Главный вопрос: куда нести? Кто-то говорит, что к Перверзину. Ну, и поскольку Саша в этот момент читает стихи, Лесина прямо на сцену и вносят (вообще, у меня такое ощущение, что это уже когда-то где-то было). На меня за этот перформанс почему-то крепко обиделись. Дождавшись выступления наших ребят и уже основательно напившись, едем к Насте Кузьмичёвой. Песни орём, кажется, везде… Посиделка у Насти оканчиваются грустно из-за проблем со здоровьем хозяйки квартиры. Мы в полном беспорядке вываливаем из квартиры на холод и дождь. Я напиваюсь окончательно и засыпаю на бульваре, потом прихожу в себя и иду во двор на поиски угла. Тотчас падаю и разбиваю голову (какая сука догадалась ограничить автостоянку проволокой, протянутой на уровне щиколотки???). Таким образом, надо мной совершается возмездие за всё плохое в моей жизни (упал бы пьяным, хоть не обидно было бы). Ночуем у замечательных белорусских девушек Ксюши и Кати, взяв тачку.
ДЕНЬ ТРЕТИЙ. Сон пьяного человека краток и тревожен. Придя в себя, я понимаю, что лежу на полу рядом с Алхутовым, и надо что-то срочно делать. Например, забирать вещи от алкаша-пенсионера. Я приказным тоном поднимаю Серёжу и мы летим на ул. Чкалова; с нами едет Славик. Вещи собираем довольно быстро, но от пенсионера отделываемся с большим трудом. Потом идём за квасом в аэропорт (там обалденный квас) и поём несколько песен. Слушают нас, в основном, грузчики… Прилетаем к музею с 20-минутным опазданием. Встречу проводим не совсем в стиле литвоскресений, потому что времени нет вообще. Отчитываем какие-то стихи — буквально по одному-два (с большим успехом, впрочем). После этого я в отсутствие опаздывающего Геры Бартоша объявляю о создании творческого объединения «LITO.БЕЛАРУСЬ», которое будет теперь проводить встречи в доме Ваньковича и музее Богдановича в Минске. Попутно рассказываю о перспективах белорусских поэтов в России. Всё ништяк, всем всё нравится. Мы опять вываливаем на улицу, давая возможность организаторам завершить фестиваль. Но выступить дают только Шепелю и Жбанкову, и я так и не понял, читал ли Корнеев. Ребята стараются вовсю, но формат встречи совершенно не их, и Вовина энергетика не может охватить весь зал; Шепелю везёт больше. Меня же не выпускают на сцену вовсе, говоря, что меня якобы там не было. Такая формулировка меня не удивляет и не обижает, но очень заинтересовывает белорусских журналистов, которые все три дня слушали наши песни. Я счёл это результатом того, что бюрократический московский стиль, видимо, не способен сочетаться с неформальностью и перфомансом, характерным для «Точки Зрения» (но в то же время не являющимся для нас самоцелью). Потом я знакомлюсь с Леной Сафроновой, мы все опять едем к Насте Кузьмичёвой, веселуха продолжается. Дальше мы смотрим на часы и едем на вокзал все по отдельности (у кого-то есть билеты, у нас с Сергеем — нет). С нами едет Иван Ильюкевич, у которого нет денег на билет в Солигорск (мы дали ему денег, благо белорусские купюры к моменту отъезда нам уже не требовались). На остатки белрублей покупаем пива (его высосали за ночь Корнеев, Шепель, Жбанков и Памурзин). Нас трогательно провожают, и говорят мне много приятного о том, что мы делали в Минске.
